ИГУМЕН ДОВМОНТ — настоятель храма Успения Пресвятой Богородицы в Ивангородской крепости г. Ивангорода Ленинградской области. Он — духовное чадо старца Николая Гурьянова. По образованию — художник, любит классическую музыку, живопись, имя Довмонт получил при постриге в честь св. благоверного князя Довмонта, во св. крещении Тимофея Псковского. Возглавляемый им храм имеет необычную историю. Мы решили пообщаться с этим интересным человеком, и вот какая у нас получилась беседа.

— Отец Довмонт, расскажите о себе, как вы стали священником?

— Я начинал свой путь служения в 1992-м году в Святогорском монастыре, в Пушкинских горах Псковской области (там похоронен А. С. Пушкин — ред.). Я первый постриженик после того, как обитель открылась. Бывшие музейные работники всё оставили в ужасном состоянии. Была оборвана проводка, выломаны полы, выведена из строя отопительная система. Первая зима была трудной. Мы выпиливали деревья вокруг монастыря двуручной пилой, топили сырыми брёвнами. На первом этаже мы даже не вставляли стёкла, потому что дети и внуки тех музейных работников их постоянно били. Сначала мы вставляли их, а потом нам надоело, и мы заколотили их фанерой. Нам говорили: «Никто к вам ходить не будет!» Всё в штыки воспринималось. Музейные деятели привыкли там быть хозяевами: в день поэзии (день рождения Пушкина) какие-то монахи на могилах служат какие-то панихиды! Конечно, всё это их раздражало.

— А как они сами отмечали день рождения Пушкина?

— По-советски. Сначала возлагались венки, потом какие-то речи звучали, потом все ехали в ресторан «Лукоморье», и там закатывали банкет. А тут — молитва, литургия, служба, всё по-новому. Потом сменилось наше епархиальное начальство. Убрали наместника, поставили другого человека, который был иного духа. И как-то начались недопонимания, он поставил своих людей, эти люди стали вести себя как хозяева. В принципе, так и должно быть, ничего в этом необычного нет. Но я был тогда молодой, мне было только 23 года. Меня это стало как-то угнетать, я стал себя чувствовать не в своей тарелке в этом монастыре. И тогда я решил поехать к старцу Николаю Гурьянову: как старец скажет, так и сделаю. Батюшка Николай благословил меня служить в Кобыльем Городище, там как раз в то время не было священников. Я с этим благословением пошёл к владыке Евсевию (митрополит Псковский и Пороховской — ред.). Владыка сказал: «Ну, раз так, давай». Храм, в котором я стал служить, интересен тем, что там крестили старца Николая Гурьянова и там служил певчим его отец Алексей Гурьянов. Там родовые могилы Гурьяновых.

— Вы ведь потом ещё не раз встречались с отцом Николаем?

— Да. Но первая встреча была вызвана необходимостью. Я был просто в растерянности. Мне хотелось всё бросить и уйти в мир. Я по первому образованию художник, закончил Калининское художественное училище. И как раз в то время у меня с работой проблем не было. Можно было писать иконы и спокойно зарабатывать.

— Можно ли вас назвать чадом отца Николая?

— Я у него исповедовался. И он был, конечно же, моим духовником. Не скажу, что я у него дневал-ночевал. Я обращался к нему, когда у меня были какие-то вопросы. Однажды я попросил моего друга, священника Евгения Михайлова, испросить для меня благословение батюшки на ремонт храма. Старец сказал ему: «Пусть крышу делает!» А что её делать? Она нормальная, новая: железо, оцинковка. И, действительно, вскоре пронёсся смерч, и крышу сорвало с храма. И нам пришлось всё лето этой крышей заниматься.

— А что самое главное вы бы отметили в личности старца Николая? Что его характеризовало как человека?

— Во-первых, это был человек очень высокой культуры. Он по образованию педагог, работал учителем, знал несколько иностранных языков, причём таких редких, он ведь служил в Литве. Он знал и литовский, и польский языки. Ещё он был очень музыкальный человек, у него была фисгармонь, он собирал народные псалмы, христианские песнопения. Люди их пели не в храме, а дома, в старину это было обычным делом. Мы утратили все эти корни. И он всю жизнь эти песнопения собирал, потом издал сборничек, «Слово жизни» называется. Он был человек очень тактичный, у него не было такого, чтобы подавить личность человека.

— Больше советовал?

— Да. Было ощущение, будто ты с ним общаешься. Во-первых, все его разговоры начинались с того, что он человека кормил. К нему от Толбы семь километров по льду зимой нужно было идти или летом плыть на лодке. Чтобы людей мариновать и даже чая не предложить — это было не в его правилах. Это вообще отличительная черта всех старцев.

— Господь вас сподобил встречаться ещё с другим старцем — отцом Павлом (Груздевым).

— Да, тогда я ещё был мирянином. Это был 90-й год. Я был псаломщиком в Казанской церкви, Весьегонского района, на севере Тверской области, на границе с Рыбинским водохранилищем. Как и отец Николай, отец Павел был лагерником, претерпел репрессии, гонения.

— У отца Павла, я читал, были черты юродства.

— Ну, как юродства, он был русский мужик, а русский человек, особенно селянин, любит шутку, всякую прибаутку, частушку. Он не из тех, кто изображал из себя какого-то ненормального. Он просто по-русски себя вёл. Непосредственно. Многие вещи называл своими именами, причём в открытую. В наше время, когда мы во всяких политесах, это всё не привычно, не принято. Вот, допустим, был такой эпизод, чему я сам был свидетель. Однажды к нему приехал ярославский архиерей, владыка Платон, потом он служил в Аргентине. И он привез делегацию католических священников, специально показать нашего старца. А тогда же не было никаких мобильных телефонов, и никого ни о чём не предупреждали. Они приехали, ищут, а батюшки нет. Где он? Послали иподиакона искать старца. Нашёл он его на заднем дворе, старец чистил нужник свой, выгребал лопатой. Говорит: «Владыка приехал!» Отец Павел скорее всё бросил, побежал, умылся, переоделся. Явился, говорит: «Заходите в дом, гости!» А владыка ему начал выговаривать: «Отец Павел, ну что ж ты? Ты же архимандрит. Что ж ты сам-то выгребаешь? Надо было кого-то попросить…» Отец Павел отвечает: «Так владыка, чего просить? Сам нас…л, сам и чищу!»

— Можно сказать какая-то непосредственность детская в поведении старцев, наивность…

— Да, это совершенно так. Старцу Николаю уже было за 80 лет, а когда я начал с ним разговаривать, увидел его глаза, у меня было состояние такое, что я разговариваю с молодым человеком. Он был человек с юмором, но у него юмор был не как у отца Павла, тот был грубоват. Помню, как он однажды провожал меня. А тогда он забрал у меня одежду, повесил у себя в келье. Мы сидели, чай пили на кухне. И потом, когда уходили, он одежду выносит. У меня была скуфейка, а он мне меховую выносит. Я говорю батюшка: «Не моя шапка». — «А твоя пусть у меня остаётся. Понравилась!» Тоже так пошутил. У него таких было много интересных моментов.

— Есть мнение, что прежние старцы уходят, а на смену им не приходят новые. Согласны с этим?

— Старчество — это явление не от нас зависящее, это всё-таки Божье дело. Не надо думать, что это люди не от мира сего. Их жизнь так сложилась, что откуда-то у них взялся дар прозорливости и способность понимать человека. У отца Николая от 200 до 300 человек за день проходило. Это сколько же нужно терпения, чтобы всех людей выслушать! И причём у него как-то это всё быстро получалось, он каждому человеку мог уделить полминуты, минуту, или несколько секунд, а у человека было такое ощущение, что он с ним час разговаривал. Понимаете, он настолько в самую суть проникал, что у тебя болит, что у тебя самое трудное — это самое ему и открывалось. Причём даже в самую первую с ним встречу.

— Расскажите конкретный случай!

— У меня как-то долго было такое состояние, что я не мог нормально исповедоваться. И были грехи, которые я не мог открыть, всё стеснялся на исповеди. И в самую первую встречу батюшка Николай посадил меня на стул у себя на кухоньке, взял веник и начал что-то подметать. А потом подошёл ко мне и все мои грехи, которые меня тяготили, мне высказал. Я чуть со стула не упал, у меня было состояние, будто меня в лоб стукнули. «Было такое?» — «Да». Так. С этого момента я понял, что я общаюсь не просто с человеком, а с человеком, имеющим Дух Божий. Невозможно было как-то обмануть его, вывести этого человека из себя, ввести в заблуждение, хотя некоторые люди пытались это делать. Однажды я приехал в числе многих на пароходе «Заря», а нас было около 40 человек. И пока стоял, ждал своей очереди, я наблюдал, о чём другие люди с ним разговаривают. И вот одна женщина с дочкой к нему приехала. Зять сидел в тюрьме, и она всё хотела выписать его из квартиры: типа, такой человек не нужен. Она его спрашивает: «Что нам делать, выписывать?» Батюшка говорит: «Не надо, пусть сидит, а когда вернётся, будете с ним разбираться». Отвёл их. А они по-новой. Опять с тем же вопросом: «Скажите, что нам делать? Что нам делать?» Отец Николай слушал-слушал и говорит: «Вам нужно покраситься!» Увы, сейчас всё меньше людей, которые готовы благословение выполнять. Старцы — они есть, и были бы. Но люди хотят по-своему поступать. Каждый ищет такого священника, который благословил бы то, что ему нужно. И пока такого не найдет, он не успокоится.

 

Читайте дальше:
http://vzov.ru/2017/06-08/01.html